![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Четвертый том кончится - и как жить
Петя Ростов в ночь перед сражением - это я перед первым марафоном. Долохов, повторяющий над телом убитого Пети "Готов" - как будто с удовольстием - это я в пять лет, смотрю трех мушкетеров и смеюсь, когда умирает Констанция: плакать - стыдно. Пьер, делающий вид, что не заметил взгляда Платона Каратаева, которого сейчас застрелят - это я (со многими близкими и любимыми, без подробностей); весь Пьер в плену, с французским судом, с прозрениями о счастье и о единстве всего, с маршем по грязи израненными ногами - это я.
Месяц верной радости, когда каждый вечер зажигаешь свечи и встречаешь тех же любимых людей, узнаешь о них новости - подходит к концу, они вот-вот уйдут и не расскажут мне больше ничего. Невыносимо думать, что снова придется то и дело знакомиться с новыми, глупыми, чужими, ненужными; а самый ужас, что их зовут всякий раз как-нибудь эдак: то Петр Никодимыч, то Нифантьев - и это одно и то же лицо оказывается. Можно попытаться еще раз врубиться в Пруста - это было бы надежно и надолго, но, чую, не по Сеньке шапо. Керуак нас всех спасет, а если нет - остаются только беговые журналы и Direct matin.
no subject
Описывается там своеобразная детская игра: Подходит один пацан к другому и спрашивает: "Мое право?". Если второй согласится, то первый может ударить его прутиком, кулаком, палкой двинуть, камнем запулить. Но тогда и сам потом стоять должен смирно, принимая ответку. Причем, не обязательно адекватную ответку.
Так и по жизни, если влезаю в какую авантюру, понимаю, что имею право попробовать, добиться, победить, но если вдруг получаю в ответ что-то совершенно чрезмерно болезненное, то тоже без соплей - вторая часть игры, все по правилам.