Анна Каренина в Люксембургском саду
Oct. 22nd, 2022 08:28 pmЭс - Спонтанность! Столько всего хотелось успеть в эту солнечную субботу - и что-то срубило меня после экскурсии, лежу и прикидываю, что ни джаза, ни вернисажа - лежу и лежу. В Ситэ U заканчивается джазовый фестиваль, вчера я сходила на канадский квартет, и что-то как-то хватило: нелегко слушать вовлеченно такую эмоциональную музыку, она обязательно вытаскивает из меня какие-то никогда не помянутые мемуары, не всегда приятные. Еще раз прокрутила список бесплатных sorties OVS - опаньки! Литературное кафе с обсуждением романа Анна Каренина - и я, кажется, успеваю: через полчаса. В юбку прыг, пальто культурное давно рукавами машет - погнали в Люксембургский сад, в золотую осень.
Ну просто невыносимо показалось остаться лежать и прокручивать в голове все, что я могла бы рассказать об Анне Карениной - моей Анне Карениной! свежепрочитавшим людям. Факты таковы:
- услышав в раннем детстве про книжку про женщину, бросившуюся под поезд, едва научившись читать я проковыляла к полке и сунула нос в конец восьмого, последнего тома - а там ничего не происходит! ---спойлер--- Анна кончает с собой в конце предпоследнего, седьмого тома. Чтобы узнать это, пришлось читать целиком.
- мне лет одиннадцать, между сольфеджио и специальностью в холле музыкалки перечитываю Анну Каренину. Приятель, восьмилетний Валентин, заглядывает на обложку: "А, я читал, четкая книжка". Кажется, с тех пор я русских людей, читавших Анну Каренину лично не встречала.
- лет до двадцати своих я перечитывала Анну Каренину раз или два в год
- экранизация с Гретой Гарбо - отстой; экранизация с Кирой Найтли рулит; кстати, не забыть, что слово ecranisation по-французски означает совсем другое, следует употреблять слово adaptation.
Сначала чуть не сбежала. Организатор, увидев свежезаписавшуся меня, зыркнул неприветливо: "Так надо было книжку прочитать!"(типа я за полчаса не могла же успеть). Оммм. Они там за три месяца в случае "кирпича" назначают встречу и читают-готовятся. Подходили какиe-то невнятные тетеньки без печати одухотворенности на лице - клуб интеллектуально сохранных аутистов, сейчас как начнут мямлить... пора делать ноги. Дождались последнего - и всемером двинулись в золотой сад, в толпы. За мраморной Луизой Савойской, в сени каштанов и в низком солнце, золотящем все подряд, сдвинули железные стулья и полукресла. *Ну, по крайней мере, это красиво - обсуждать Анну Каренину в таких декорациях; правильно сели*.
...И, внезапно, хорошо поговорили! Все прочитали книгу, у каждого толстый томик с собой - приятно потрепанный (c), истыканный закладками и заметками; одна женщина дочитывала буквально этой ночью. У всех есть что сказать. Oсобого плана не было - ну разве что сначала главный выступил с речью о Толстом, что там как, а потом как-то естественно закрутилось. Когда раскрылось мое происхождение, я сделалась чем-то вроде приглашенного эксперта - говорящие оглядывались на меня, ища поддержки, все ли правильно - а я надувала щеки и кивала. Для меня новостью было, что роман печатался по частям, как это тогда практиковалось в Европе - в журналах, ежемесячно, и читателям приходилось ждать следующего тома и поворота сюжета, и барыни посылали лакеев в наборные цеха, чтоб разведать что там у Кити с Левиным.
Опасалась, что когда спросят мое эскпертное мнение развернуто - не найдусь что сказать, кроме вышеописанных анекдотов. О чем роман? Я не знаю. Почему я его перечитывала? Потому что красиво: как Левин спускается на коньках по лестнице - и ему это удается; как рука невидимого пекаря выставляет на окно поднос с булками; как Долли едет к Анне и предвкушает разговоры с нею; преступление Маши в малине; обирается; художник Михайлов; бедная, бедная Фру-фру; нашел свое семейство после грозы невредимым под березой; разное. Но меня специально не спросили - и я сама встревала и рассказывала что придется; было хорошо и естественно. Не удержалась от инсайдерского про морфинизм Анны - лет пятнадцать назад вышла та скандальноватая разоблачительная книжка? К сожалению, я её плохо помнила; а тогда, прочитав, опасалась, что она мне навсегда вкус отбила; но вот ура, забыла.
А сам-то организатор не дочитал роман! В его томике закладка торчала едва ли на четверти. Честно признался, что не получается врубиться, не цепляет - слишком гладко, слишком длинно, слишком легкий слог... А вот Бальзак - он захватывающий, не оторвешься! "Это перевод такой!" авторитетно заявила я. И мы стали сравнивать - у всех были экземпляры с разными обложками! - и насчитали три разных перевода. Особенно оригинальным оказался тот, что слева: там в первую фразу про семьи неизвестный переводчик (так и написано: неизвестный) умудрился вставить слово "физиономия".

Пыталась прогнать телегу что Толстой не только лишь пацифист, но и практически буддист - но моим собеседником нравилось называть его нигилистом. К нам подошли студенты в белых майках и продали печеньки в поддержку своего факультета. Клуб уже обсуждал ранее произведения великой русской Л - Обломова в частности, Тургенева; в планах - Капитанская дочка. Один дяденька в шляпе был вообще поднаторевший и читал Доктора Живаго, и Горького к месту поминал. Короче, все нормально и никто никого не канселит; жалко, меня Юзефович не читает - но она и сама это все лучше знает.
На обратной дороге доперечитала Бродяг Дхармы, которых растягивала с - января. Единственная за этот год книжка; а, ну еще Пелевин - но он же про это же самое же; смешны упрекающие его в утрате изобретательности: чувак просто на разные лады пытается донести одно всю жизнь единое, в последней - уже открытым текстом, уже времени не осталось, прыгай. Поскольку мы сидели в саду, а не в кафе, где я намеревалась потратить сдачу от эскурсии, которую не взяла экскурсантка, на эту сдачу я купила фалафель и черники и села ужинать в парке за Клюни; подошел молодой попрошайка: "Дай мелочь," - я покачала головой, он все не отставал - я подняла голову и увидела, что он показывает на мою коробочку черники; пришлось отдать и поржать.
Ну просто невыносимо показалось остаться лежать и прокручивать в голове все, что я могла бы рассказать об Анне Карениной - моей Анне Карениной! свежепрочитавшим людям. Факты таковы:
- услышав в раннем детстве про книжку про женщину, бросившуюся под поезд, едва научившись читать я проковыляла к полке и сунула нос в конец восьмого, последнего тома - а там ничего не происходит! ---спойлер--- Анна кончает с собой в конце предпоследнего, седьмого тома. Чтобы узнать это, пришлось читать целиком.
- мне лет одиннадцать, между сольфеджио и специальностью в холле музыкалки перечитываю Анну Каренину. Приятель, восьмилетний Валентин, заглядывает на обложку: "А, я читал, четкая книжка". Кажется, с тех пор я русских людей, читавших Анну Каренину лично не встречала.
- лет до двадцати своих я перечитывала Анну Каренину раз или два в год
- экранизация с Гретой Гарбо - отстой; экранизация с Кирой Найтли рулит; кстати, не забыть, что слово ecranisation по-французски означает совсем другое, следует употреблять слово adaptation.
Сначала чуть не сбежала. Организатор, увидев свежезаписавшуся меня, зыркнул неприветливо: "Так надо было книжку прочитать!"(типа я за полчаса не могла же успеть). Оммм. Они там за три месяца в случае "кирпича" назначают встречу и читают-готовятся. Подходили какиe-то невнятные тетеньки без печати одухотворенности на лице - клуб интеллектуально сохранных аутистов, сейчас как начнут мямлить... пора делать ноги. Дождались последнего - и всемером двинулись в золотой сад, в толпы. За мраморной Луизой Савойской, в сени каштанов и в низком солнце, золотящем все подряд, сдвинули железные стулья и полукресла. *Ну, по крайней мере, это красиво - обсуждать Анну Каренину в таких декорациях; правильно сели*.
...И, внезапно, хорошо поговорили! Все прочитали книгу, у каждого толстый томик с собой - приятно потрепанный (c), истыканный закладками и заметками; одна женщина дочитывала буквально этой ночью. У всех есть что сказать. Oсобого плана не было - ну разве что сначала главный выступил с речью о Толстом, что там как, а потом как-то естественно закрутилось. Когда раскрылось мое происхождение, я сделалась чем-то вроде приглашенного эксперта - говорящие оглядывались на меня, ища поддержки, все ли правильно - а я надувала щеки и кивала. Для меня новостью было, что роман печатался по частям, как это тогда практиковалось в Европе - в журналах, ежемесячно, и читателям приходилось ждать следующего тома и поворота сюжета, и барыни посылали лакеев в наборные цеха, чтоб разведать что там у Кити с Левиным.
Опасалась, что когда спросят мое эскпертное мнение развернуто - не найдусь что сказать, кроме вышеописанных анекдотов. О чем роман? Я не знаю. Почему я его перечитывала? Потому что красиво: как Левин спускается на коньках по лестнице - и ему это удается; как рука невидимого пекаря выставляет на окно поднос с булками; как Долли едет к Анне и предвкушает разговоры с нею; преступление Маши в малине; обирается; художник Михайлов; бедная, бедная Фру-фру; нашел свое семейство после грозы невредимым под березой; разное. Но меня специально не спросили - и я сама встревала и рассказывала что придется; было хорошо и естественно. Не удержалась от инсайдерского про морфинизм Анны - лет пятнадцать назад вышла та скандальноватая разоблачительная книжка? К сожалению, я её плохо помнила; а тогда, прочитав, опасалась, что она мне навсегда вкус отбила; но вот ура, забыла.
А сам-то организатор не дочитал роман! В его томике закладка торчала едва ли на четверти. Честно признался, что не получается врубиться, не цепляет - слишком гладко, слишком длинно, слишком легкий слог... А вот Бальзак - он захватывающий, не оторвешься! "Это перевод такой!" авторитетно заявила я. И мы стали сравнивать - у всех были экземпляры с разными обложками! - и насчитали три разных перевода. Особенно оригинальным оказался тот, что слева: там в первую фразу про семьи неизвестный переводчик (так и написано: неизвестный) умудрился вставить слово "физиономия".

Пыталась прогнать телегу что Толстой не только лишь пацифист, но и практически буддист - но моим собеседником нравилось называть его нигилистом. К нам подошли студенты в белых майках и продали печеньки в поддержку своего факультета. Клуб уже обсуждал ранее произведения великой русской Л - Обломова в частности, Тургенева; в планах - Капитанская дочка. Один дяденька в шляпе был вообще поднаторевший и читал Доктора Живаго, и Горького к месту поминал. Короче, все нормально и никто никого не канселит; жалко, меня Юзефович не читает - но она и сама это все лучше знает.
На обратной дороге доперечитала Бродяг Дхармы, которых растягивала с - января. Единственная за этот год книжка; а, ну еще Пелевин - но он же про это же самое же; смешны упрекающие его в утрате изобретательности: чувак просто на разные лады пытается донести одно всю жизнь единое, в последней - уже открытым текстом, уже времени не осталось, прыгай. Поскольку мы сидели в саду, а не в кафе, где я намеревалась потратить сдачу от эскурсии, которую не взяла экскурсантка, на эту сдачу я купила фалафель и черники и села ужинать в парке за Клюни; подошел молодой попрошайка: "Дай мелочь," - я покачала головой, он все не отставал - я подняла голову и увидела, что он показывает на мою коробочку черники; пришлось отдать и поржать.