Самое счастливое лето
Aug. 22nd, 2018 05:07 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
И вот оно идет и захватило - и успеваю только бежать и делать и смотреть и любить и быть внутри; отстраниться, чтобы запечатлеть, некогда - и скоро, наверное, перестанет хотеться.
Не была в Париже уже не помню сколько - да что там, из Креси не вызежала с субботы (пробежка вокруг Диснейленда не в счет). Как Таня приехала - кончилась моя скука и болтания с лейкой по саду - горы работы, стремительно надвигающийся желтый праздник и драгоценные люди вокруг и просыпающиеся сквозь пальцы минуты; и никак, никак все не успеть все увидеть и быть везде. Какой фоторепортаж - моргнуть некогда; все запоминаю в голову - и страшно боюсь, что забуду хоть мгновение, ну вот хоть так, пунктиром попытаться, за час в библиотеке, после неотложностей с записью тренировок и планированием экскурсий.
Дерево в черном саду оказалось отнюдь не идеально цилиндрической вертикальной колонной - а лежащей на боку гигантской S с ответвлениями; сперва я задрапировала его "чтобы красиво" - со складками и фестонами, перекидывая через ствол на трехметровой высоте десять метров черной рогожи; но Таня глянула мимоходом и сказала "нет" - тогда я все размотала и замотала заново, лаконично. Вся в черной шерсти, пошла и традиционно ежедневно нырнула с пирса. Сегодня утром, вернувшись с пробежки, обнаружила на дощатом настиле там у спуска в воду мокрые следы - не мои: то ли у нас завелся Ихтиандр, то ли кто-то более ебанутый, чем я: думаю на кукольника Гийома с харпомарксовскими кудрями, что живет теперь на римской дороге на задворках сада в караване.
Испанцы - это парни, живущие в Испании, на втором этаже оранжевого дома; вся топография на Мельнице такая, чтоб не говорить скучные слова - мы говорим: Шанхай, Мексика, Рыбная, Джипси, Клоундайк и т.д.
Нет, не про это сначала. В воскресенье объявили костюмированный вечер: без повода, просто так. Я пошла в нарядную и требовала себе рогожек и серпянок с капюшоном - но неожиданно, стараниями наших костюмерш, обнаружила себя в красном атласном футляре, перчатках по шею, с розой в волосах и на копытах с танго-ремешком - и десятисантиметровой платформой. В них я элегантно стояла и присаживалась половину вечера на палубе над плотиной, глядя, как разжигается веселье и чувствуя все закручивающуюся пружину внутри. Маски наполовину были из 20-х, 30-х, 50-х, на другую - всякий опереточный сброд - но ужасно обаятельный. Как преобразилась в своем танцующем платье Люся-тихий-омут, как раскидывался на сундуке плотник-дориан-грей, давая котику грузть кружевные манжеты, как методично-механистично выплясывал гангстер Славик, какое священное вакхическое безумие снизошло через черный цыганский парик на Лешу... я не успею всех процитировать, а прекрасны были - все. Я все обещала себе, что посижу еще немножко из вежливости - и поеду к себе, читать при свечах на корабле Саган, но вежливость куда-то улетучивалась - а я все более увлекалась процессом. И наступил момент, когда я расстегнула ремешки, запнула копыта под скамью - и ринулась, босая, в круг, освобожденно подкидывая ноги и смеясь, я наверное никогда в жизни так не хохотала - Леша жег, а меня увлекали в танец мои кружевные перчатки до шeи, руки жили в них какой-то отдельной жизнью. Так, я скатываюсь в a.цветаевский Amor, прекратить. Но это правда было прекрасно - с третьей что ли попытки я смогла, без вина, sans fumée sans alcool - и даже без толковой музыки - я сумела и разделила праздник. Самый счастливый день лучшего лета - если нужен только один, пусть это будет девятнадцатое.
Наутро проспала отъезд Дани - нарочно, разойдясь с последними с праздника, вернувшись в себе в скит, не стала заводить будильника: если правда хочу его еще раз увидеть, проснусь - и не проснулась. Ночное, черновое объятие "на всякий случай" оказалось последним - я встала в семь, он уехал в шесть. Уже шлет фотки откуда-то из Германии, с фермы, где он ходит за лошадьми (я тоже хочу и буду). Какой хороший Даня - все почему-то чаще вспоминают его с эпитетом "безотказный" - интересно, какое слово подберут, когда уеду я?
От грусти и безбеганья сварила кисель из фенхеля и накрутила шоколадных трюфелей; через три часа, когда все встали, они имели шумный успех. На этом я не остановилась - на Клоундайке нашла осыпающююся ранетку, набрала мешок яблочек и весь вечер чистила и кипятила сироп, пенку снимала, разливала по банкам - опять легла последней - наутро опять встала первой, закрыла десять янтарных банок крышками и убежала в Париж проводить экскурсию.
И так далее, и так далее, нет, не успею я - букеты в беседке, Илиада и Робинзон, новые проводы и новые встречи, бочка для луны для Снежного шоу, которую я вот этими вот руками, дети и варенье и осы и река и Папи Лука, которого встретила утром на пробежке и увижу в воскресенье, и поле кукурузы с лабиринтом, и неизбежные стеклянные кармические мои кувшины над рекой, это лето, Настя, сердце мое разрывается на куски
Не была в Париже уже не помню сколько - да что там, из Креси не вызежала с субботы (пробежка вокруг Диснейленда не в счет). Как Таня приехала - кончилась моя скука и болтания с лейкой по саду - горы работы, стремительно надвигающийся желтый праздник и драгоценные люди вокруг и просыпающиеся сквозь пальцы минуты; и никак, никак все не успеть все увидеть и быть везде. Какой фоторепортаж - моргнуть некогда; все запоминаю в голову - и страшно боюсь, что забуду хоть мгновение, ну вот хоть так, пунктиром попытаться, за час в библиотеке, после неотложностей с записью тренировок и планированием экскурсий.
Дерево в черном саду оказалось отнюдь не идеально цилиндрической вертикальной колонной - а лежащей на боку гигантской S с ответвлениями; сперва я задрапировала его "чтобы красиво" - со складками и фестонами, перекидывая через ствол на трехметровой высоте десять метров черной рогожи; но Таня глянула мимоходом и сказала "нет" - тогда я все размотала и замотала заново, лаконично. Вся в черной шерсти, пошла и традиционно ежедневно нырнула с пирса. Сегодня утром, вернувшись с пробежки, обнаружила на дощатом настиле там у спуска в воду мокрые следы - не мои: то ли у нас завелся Ихтиандр, то ли кто-то более ебанутый, чем я: думаю на кукольника Гийома с харпомарксовскими кудрями, что живет теперь на римской дороге на задворках сада в караване.
Испанцы - это парни, живущие в Испании, на втором этаже оранжевого дома; вся топография на Мельнице такая, чтоб не говорить скучные слова - мы говорим: Шанхай, Мексика, Рыбная, Джипси, Клоундайк и т.д.
Нет, не про это сначала. В воскресенье объявили костюмированный вечер: без повода, просто так. Я пошла в нарядную и требовала себе рогожек и серпянок с капюшоном - но неожиданно, стараниями наших костюмерш, обнаружила себя в красном атласном футляре, перчатках по шею, с розой в волосах и на копытах с танго-ремешком - и десятисантиметровой платформой. В них я элегантно стояла и присаживалась половину вечера на палубе над плотиной, глядя, как разжигается веселье и чувствуя все закручивающуюся пружину внутри. Маски наполовину были из 20-х, 30-х, 50-х, на другую - всякий опереточный сброд - но ужасно обаятельный. Как преобразилась в своем танцующем платье Люся-тихий-омут, как раскидывался на сундуке плотник-дориан-грей, давая котику грузть кружевные манжеты, как методично-механистично выплясывал гангстер Славик, какое священное вакхическое безумие снизошло через черный цыганский парик на Лешу... я не успею всех процитировать, а прекрасны были - все. Я все обещала себе, что посижу еще немножко из вежливости - и поеду к себе, читать при свечах на корабле Саган, но вежливость куда-то улетучивалась - а я все более увлекалась процессом. И наступил момент, когда я расстегнула ремешки, запнула копыта под скамью - и ринулась, босая, в круг, освобожденно подкидывая ноги и смеясь, я наверное никогда в жизни так не хохотала - Леша жег, а меня увлекали в танец мои кружевные перчатки до шeи, руки жили в них какой-то отдельной жизнью. Так, я скатываюсь в a.цветаевский Amor, прекратить. Но это правда было прекрасно - с третьей что ли попытки я смогла, без вина, sans fumée sans alcool - и даже без толковой музыки - я сумела и разделила праздник. Самый счастливый день лучшего лета - если нужен только один, пусть это будет девятнадцатое.
Наутро проспала отъезд Дани - нарочно, разойдясь с последними с праздника, вернувшись в себе в скит, не стала заводить будильника: если правда хочу его еще раз увидеть, проснусь - и не проснулась. Ночное, черновое объятие "на всякий случай" оказалось последним - я встала в семь, он уехал в шесть. Уже шлет фотки откуда-то из Германии, с фермы, где он ходит за лошадьми (я тоже хочу и буду). Какой хороший Даня - все почему-то чаще вспоминают его с эпитетом "безотказный" - интересно, какое слово подберут, когда уеду я?
От грусти и безбеганья сварила кисель из фенхеля и накрутила шоколадных трюфелей; через три часа, когда все встали, они имели шумный успех. На этом я не остановилась - на Клоундайке нашла осыпающююся ранетку, набрала мешок яблочек и весь вечер чистила и кипятила сироп, пенку снимала, разливала по банкам - опять легла последней - наутро опять встала первой, закрыла десять янтарных банок крышками и убежала в Париж проводить экскурсию.
И так далее, и так далее, нет, не успею я - букеты в беседке, Илиада и Робинзон, новые проводы и новые встречи, бочка для луны для Снежного шоу, которую я вот этими вот руками, дети и варенье и осы и река и Папи Лука, которого встретила утром на пробежке и увижу в воскресенье, и поле кукурузы с лабиринтом, и неизбежные стеклянные кармические мои кувшины над рекой, это лето, Настя, сердце мое разрывается на куски