dao_nyxa

Стою и смотрю, как по зеленой аллее, между липами и забором, ко мне идут трое:

- в кирпичных джинсах, горчичном поло, охряном шарфе и соломенной шляпе
- в коричневых джинсах, розовом поло и оранжевом шарфе
- в оранжевых джинсах, коричневой футболке и желтом шарфе

Нарядились так нарядились, респект! А мое оранжевое платье, которое примеряла ночью, при дневном свете оказалось розовом - как ни крути, не осень; перемеряла вообще все, из чемодана и из комода, сто лет так не собиралась на выход - и наконец побежала в тяжелом платье с огромными темно-красными цветами, и сандалии в тон. Мои друзья лучше оделись! Ну ладно; там довольно скоро забываешь про себя, на других глазеешь.

Странно до сих пор что-то планировать на время, когда будешь жить в другом месте; все кажется: ты сначала переедь, а там уж затевайся. Но я смогла: зазвала друзей с утеса встретиться на Мельнице, сделала еще на Ла Манше тест - и только потом приехала в окрестности и успокоилась: попаду. Новости: уругваец все еще здесь! Но на Мельницу ехать отказался - и его билет достался мне; а че так - спросила я - "Да, голубой цветочек". Не поняла и переспрашивать постеснялась: "fleur bleue" это, вроде, эпитет для наивных и простодушных, но тут как-то не тот контекст. На соседнюю ферму переехал бегун, все время бегает, недавно вернулся с UTMB. Жеребенка, рожденного весной, пришлось эвтаназировать - две первые попытки сделаться заводчиками как-то не задались, у другой беременной кобылы еще при мне зимой случился выкидыш. В кухню привезли старинный кухонный шкаф, и туда абсолютно все поместилось: "да, и твои подписанные баночки с семенами". "Так вы их ешьте." "Нет, без тебя мы не можем".

В Ла Манше перед отъездом я подсадила всех на видео мельничных праздников; народ очень проникся местом и идеей, некоторые были готовы со мной ехать. Три года спустя мои следы постепенно зарастают: сменились сухие букетики на потолке в беседке, уже не помню где что сажала, исчез с поляны мой велосипед, финишерских маек на веревках не нашла - зато в непальской пагоде стоит моя плетеная табуреточка! На которой я годами сиживала на террасе сквота, попивая розэ и кидая оливковые косточки в трещину в стене.

На Клоундайке выпили яблочного сока, купили засахаренных орехов у цыгана, посидели на причале перед баней. По Гран Морану, как и три года назад, медленно плывут листья, плывет красный моторный дом с концертирующей пианисткой, плывут байдарочники, натыкаются на плывущую кровать и в испуге поворачивают.

Самое что понравилось: театр одного зрителя. К монокуляру сундучка-гиньоля приникла девчушка в желтом сарафане, на ней наушники, и клоунесса с оранжевыми ресницами что-то стучит и вертит там, играя представление. Вокруг на зеленой траве валяются еще дети, каждый из них увидит свой спектакль в свое время.

Все обошли, везде посидели, ни секунды не торопились, радушно попрощались, я завернула за угол кухни и - вжух! - успела на поезд через две минуты. Все как люблю; и кого люблю тоже видела.