dao_nyxa

На нормандских фермах домик-пекарня во дворе - такое же привычное дело, как в России - баня. Предыдущую неделю капитан подмазывал и подклеивал печь, заменял расшатавшиеся кирпичи, заливал глиной. И вот она просохла и объявили большую печную вечеринку: соседи съезжаются со своим, хозяева наверчивают своего, и десятки чугунков и хлебов засовываются в печь, конвейером. Растопил Роджер с утра и весь день, забегая между делами, подбрасывал: дров печь жрет немеряно.

Также он закупил десять кило муки типа "смесь для домашнего хлеба" и весь день месил на расчищенном от хлама большом столе в каминной. Я поглядывала издалека и скептически: смесь эта презренная, дрожжи сухие, всё на глазок, и воды явно недостаточно - тесто тугое, резиновое, бумкает о стол; всё не по правилам! Ну пускай, может оно как раз как у брэдбeриeвской бабушки - вкусней правильного выйдет. Сама скромно замесила единственный каравашек ржаного по рецепту Салтовского хлебозавода - второй раз за войну, в магических целях. Сказали, в семь вечеpа печь вудет готова - и хлеб подошел ровно к семи, но втуне.

Начали съезжаться гости, ожидалось человек двенадцать, собралось вдвое больше. Сперва я со всем знакомилась, побыла достопримечательностью со своей утренней историей, да и без - рассказывала про что я здесь делаю и вообще во Франции; потом быстро наступил момент незапоминания новых имен и я свалила от тусовки в дом. За мной приперлась бабушка тоже с левой рукой на перевязи и потребовала прояснить свою позицию. Рассказала, что "мы" каждый год с 6 по 9 августа голодаем в магических целях против ядeрного оружия, и в прошлом году "мы" получили за это Нобелевскую премию; с трудом потом удалось нагуглить что "мы" это ICAM.

В девятом часу, не вытерпев, явилась в обнимку с корзинкой с выпрыгивающим из неё pжаным в пекарню и стала оказывать психическое давление. В печь подбросили хвороста, прогрели в последний раз, сгребли угли к дальней стенке, протерли мокрыми тряпками киричный под и стали загружать яства: сперва кокотницы с мяcом в яблоках и сидре. Капитан бросал щепотки муки в печь: если они загорались фейерверком в воздухе, для хлеба слишком горячо. Наконец сунули на пробу пару хлебов-колбасок, резиновых и совсем неподнявшихся - они быстро обуглились, оставшись внутри сырыми. Я начала отчаиваться: когда же я спать-то лягу, завтра длинная.

Стемнело и похолодало, народ со двора стекался внутрь пекарни. У устья орудовал лопатами с трехметровыми черенками подручный капитана, Бенуа - шурудил в печи, двигал чугунки, доставал и переворачивал пиццы типа сэндвич, с начинкой внутри, слово забыла. "Па-а-аберегись!" - и вся компания со стаканами пригибается и приседает, а над головами разворачивается лопата. Наконец сунули и мой хлеб, куда-то за щеку печи. Кругом пир и чад, все поглощают террины и обугленную пиццу, начинка брызгает во все стороны, в стаканы льется виски и ром, а мне не убежать с праздника - сторожу хлеб. Вся эта аутентичность мне не нравилась: то ли дело аккуратная электрическая духовка с термометром, в ней понятно сколько времени держать, потом убавить - а здесь никакого контроля! Выждав время, попросила Бенуа проверить мой каравашек - вытащил рукой в рукавице закопченный булыжник: "нет, рано" - и кинул обратно. Эх, надо было скарифицировать наверное; да ну, все пропало, пусть сами допекают и едят. И я пошла спать.

Проснулась сука в три; как обычно после движухи допоздна. К тому же у меня в комнате кто-то ворочался и вздыхал в углу - неужто мне неотъехавшего гуляку подложили? Но это оказался котик Тибо на сумке из-под кроссовок. Боялась спускаться на кухню, где верно раззор и объедки... Однако оказалось довольно прилично: снесенные из пекарни чугунки под крышками, часть посуды уже чистая в посудомойке. У капитана очень красивые тарелки, все разные, старинные. На доске лежала половина моего ржаного, оставили - вроде ничего в разрезе. Вернусь с длинной и отведаю.